И в горе и в радости - Страница 39

Он приехал сказать, что между нами все кончено, в ужасе думала она. Что он решил не переезжать в Сидней. Что от меня забот больше, чем я того стою.

Но если дело только в этом, подсказывал разум, зачем ему было являться самому? Такие неприятные известия обычно предпочитают сообщать по телефону или письмом.

— Ты закончил все свои дела? — спросила Линда, как только Маделейн отъехала и они остались на тротуаре одни.

— Насколько это было возможно, — загадочно ответил он. — Еще предстоит связать кое-какие концы. Но если ты спрашиваешь, переехал ли в Сидней, — то да, почти переехал, — сказал он, не сводя глаз с ее встревоженного лица.

Кажется, он был рад увидеть написанное на нем облегчение. Но сама она никакой радости не испытывала. Боже, теперь у нее не осталось ни малейшей надежды. С тем же успехом она могла бы преподнести ему себя на серебряной тарелочке, если так дальше пойдет. И записочку приложить: «Использовать по Вашему усмотрению».

Любовь и гордость вместе не уживаются, удрученно решила она. Они вечно дурачат друг Друга.

— Может быть, поднимешься на чашечку кофе? Маделейн собирается ставить чайник.

— Пожалуй, нет, Линда. Я хотел поговорить с тобой, — сказал он с такой серьезностью, что страхи и сомнения вновь зашевелились в ее душе. — Давай куда-нибудь пойдем? В какой-нибудь ближайший парк…

— Конечно… Я только поднимусь на секунду к Маделейн, а то она решит, что я абсолютно невоспитанна.

Когда Линда вернулась, Роджер уже сидел за рулем. Она показала дорогу к небольшому парку неподалеку. Здесь, на лужайке с видом на гавань, стояло несколько скамеек. Зимой тут было холодно, но сейчас нельзя было найти места лучше. Прохладный бриз и открывавшийся вид умиротворяли самое встревоженное сердце.

А на сердце у Линды было неспокойно. Так неспокойно, что она с трудом хранила молчание, пока они шли к единственной свободной скамейке. Как только они достигли цели, Линда повернулась к Роджеру.

— Роджер… Я не уверена… Не уверена, что смогу стать твоей лю…

— Не продолжай, Линда, — резко прервал он ее. — Сначала выслушай меня. А потом скажешь свое слово.

— Хорошо. — Она подумала, что ей может не понравиться то, что он скажет.

— Я не был до конца откровенен с тобой.

Сердце Линды оборвалось.

— Я сделал тебе предложение, которое не был намерен исполнить.

…Сердце ее оборвалось и полетело в пропасть…

— Я просто хотел узнать, любишь ли ты меня как прежде. Поскольку я узнал это, то не допущу, чтобы ты стала моей любовницей. Я не собираюсь тебе позволить ничего другого, кроме как стать моей женой и матерью моих детей.

Глаза Линды расширились от изумления. Роджер нежно погладил ее по щеке, и ее сердце воспарило к облакам.

— Я люблю тебя, Линда… Я всегда любил тебя… с того лета…

— Но ты, ни разу не приехал ко мне! — выкрикнула она. — И женился на другой!

Роджер покачал головой. Его рука соскользнула с ее щеки.

— Я по глупости позволил другим силам направлять мою жизнь. Я думал, что слишком жесток, чтобы быть добрым. Считал, что недостоин тебя.

— Как ты мог так думать? — простонала она.

— Ах, Линда, Линда, понимаешь ли ты, как твоя семья отличается от моей? Тем летом… Я понял, что такое настоящая семья. Всего этого я был лишен в детстве. Меня снедали тоска и зависть по настоящим, искренним человеческим отношениям. Еще раньше я ощутил этот дух Уилсонов, общаясь с Дэном, который был более прямодушен и полон любви к жизни, чем все, кого я знал раньше. Он был сам себе хозяин, и мне это нравилось. В нем не было ни претенциозности, ни жеманства, как сказала бы твоя мать. Он меня принимал таким, каков я есть, независимо от положения моих родителей. Ничто ему так не нравилось, как сбивать с меня спесь. Пожалуй, с годами он зашел в этом слишком далеко, — добавил Роджер ядовито. — Честно говоря, — продолжал он, взяв руки Линды в свои, — я могу понять ярость Дэна, поскольку это касалось тебя. Какой брат захочет для своей пятнадцатилетней сестры такого кавалера, каким я был тогда? Да я и мужчиной-то не был — не более чем испорченный, надменный, сдвинутый на сексе болван, чей интерес к девушкам не простирался выше пояса. Легче всего было, уехав с фермы, сказать себе, что я лишь вообразил, что ты пробудила во мне какие-то другие чувства, смешать начало настоящей любви с простым влечением, наконец, считать твои чувства не более чем детской привязанностью, которая пройдет со временем.

— Я тоже так себе говорила, — пробормотала Линда, чуть не плача. — Но я просто не смогла забыть тебя! Не смогла!

— А я тебя. Хотя очень старался. Я избегал всех девушек, даже отдаленно походивших на тебя. И в то же время я всегда искал таких отношений, которые обещала мне ты. Когда я впервые познакомился с Синди, она очень умно вычислила, чего я хочу от женщины, и сыграла на этом. Она убедила меня в том, что хочет быть моей женой и матерью моих детей.

Все это, конечно, была игра. Синди родом из некогда богатой семьи, чье состояние прогорело после того, как в середине шестидесятых рухнул рынок недвижимости. Она вышла за меня из-за денег и получила от меня только деньги.

Отчасти я сам виноват в том, как она себя вела, потому, что ей очень скоро стало ясно, что я не люблю ее. И она стала мстить мне неверностью. Я старался сохранить наш брак, но он был обречен с самого начала. После того как в течение нескольких месяцев Синди отказывалась спать со мной, я нанял частного детектива и тем приблизил развязку.

— А тем временем завел себе любовницу? — осторожно спросила Линда. Ей необходимо было знать ответ. — Или было много женщин, Роджер?